Картина Генриха Гофмана "Христос и богатый юноша"
25 декабря в большинстве стран мира отмечается Рождество Христово. Это праздник, которому многие давно не придают религиозного значения. Он остался в европейской культуре как дань традиции. Однако для другой части населения он все еще несет глубокий духовный смысл — в этот день родился спаситель мира, он же Иисус Христос. Но кем он был? Есть каноническая версия, но есть и фигура Иисуса историческая, которая, бесспорно, повлияла на европейскую историю и цивилизацию. Любой, даже нерелигиозный человек, так или иначе подвержен влиянию христианской традиции и культуры. В прошлом году увидела света книга публициста Юлии Латыниной «Иисус: историческое расследование». Недавно вышло ее продолжение — «Христос с тысячью лиц». Так кто такой исторический Иисус и как его учение влияет на нашу реальность, в том числе политическую? Об этом Znak.com поговорил с автором этих книг.
«Они в аду, потому что веровали в Иисуса, но не так, как надо»
— В чем практический смысл ваших книг про фигуру Иисуса для современного человека? В частности, вашей новой книги «Христос с тысячью лиц». Есть ощущение, что это не просто попытка исторической реконструкции, но и посыл в настоящее.
— Ни одна хорошая книга не пишется ради посыла в настоящее. Так пишутся статьи. Я писала эту книгу, потому что надоедает заниматься настоящим, оно достаточно примитивно и смешно по сравнению с прошлым. Даже те фейк ньюс, которые делают сегодняшние СМИ, откровенно смешны по сравнению с теми фейками, которые производило человечество в далеком прошлом. Моя книга — это прежде всего книга ученого, который, кстати, много раз пересматривал свои взгляды на эволюцию христианства. И это попытка рассказать, как устроена монотеистическая религия, как она развивалась. Причем тема еще не закрыта. Следующий том я посвящу иудейскому монотеизму. Это еще более интересный вопрос.
Если вы увидели в этих двух книгах какие-то параллели с настоящим, то это связано лишь с тем, что некоторые способы вранья в человеческой истории нередко повторяются. У меня не было задачи кого-то выводить на чистую воду. Я вообще изначально ставила себе задачу написать книгу про Римскую империю и ее гибель, — и вот она так неузнаваемо переменилась.
Карл Блох. Нагорная проповедь. Фрагмент
— Но вы нередко используете по отношению к ранним христианам термины, которые в современном контексте носят сугубо негативный смысл: экстремисты, фанатики, сектанты, шахиды и так далее. Кроме того, сравниваете борьбу за чистоту веры с внутрипартийной борьбой большевиков, где-то проводите параллели с оруэлловским «1984».
— Во-первых, я чаще всего называю иудейских милленаристов так, как они назывались в начале I века нашей эры — зилоты, канаим (что значит «ревнители»), сикарии, бирьйоним и «четвертая секта». «Экстремисты» или «фанатики» я говорю реже, и это слова хронологически нейтральные. Разве в истории человечества не было экстремистов, сектантов и фанатиков до XXI века?
Во-вторых, что касается слова «шахид», то оно как раз используется прямо по назначению. Дело в том, что семитский корень «шхд» (означает — быть свидетелем) употреблялся самими прямыми последователями Христа. Ведь они говорили на арамейском, а не на греческом. Есть греческое слово μάρτυς, свидетель, которое в христианских текстах одновременно имеет значение «мученик». Это слово являлось калькой арамейского «сахде» — «свидетель» в значении «мученик». Прямо из арамейского это слово в данном значении и позаимствовал пророк Мухаммед. Вообще очень много исламской терминологии позаимствовано от арамейских последователей Иисуса. Так что я лишь указываю на происхождение данного термина.
В-третьих, что касается сравнения дрязг между различными христианскими сектами с дрязгами между троцкистами и бухаринцами, то это само собой напрашивается. Это метафора, чтобы показать читателю, как развивалось раннее христианство. Если человек почитает «Против ересей» Иринея Лионского, то он будет поражен, насколько этот текст нетерпим не просто к язычникам или философам, а даже к тем людям, которые верят в Иисуса так же, как автор, но их представления чуть-чуть отличаются от его.
Чудовищная распря между различными направлениями христианской церкви, — это то, что ее отличало от предшествующей ей античной культуры. В античности не было ничего подобного. Само христианское слово «ересь» — это христианский новояз. В дохристианском греческом слово «ересь» означало направление или школу. Когда Иосиф Флавий говорит о четырех «эйресис», или направлениях, в иудейской ортодоксии того времени, он не вкладывает в него никакого негативного оттенка.
— Разве у читающего в России невольно не возникнут параллели с той же РПЦ, которая утверждает, что только она является носителем истинного чистого христианства и больше никто?
— Современная православная церковь отличается от баптистов или даже свидетелей Иеговы совершенно незначительно по сравнению с тем разнообразием христианских движений, которое имелось в античности. У них было гигантское различие между собой как в ритуалах, так и в учениях.
Были христиане, или, точнее, назореи, которые соблюдали строжайший иудейский закон, как это делал сам Иисус. Были последователи Иисуса, которые не употребляли ни мяса, ни вина, ни даже хлеба. Были такие, у которых были священниками женщины. Были те, у которых вообще не было священства, а был жребий, который случайно падал на одного из членов общины, и он вел службу. Были такие, которые верили, что Христос не рождался и не умирал, он пришел не для того, чтобы принести себя в жертву человечеству, а для того, чтобы принести людям знание. И это знание о том, как самому стать богом. Это были гностики, среди которых тоже было величайшее количество разновидностей. Одни считали, что у Христа не было тела, это был надмирный дух, который принял образ тела. Другие считали, что дух Христос надел на себя тело человека Иисуса, как рубашку, и может точно так же надевать на себя тела других гностиков.
Кстати, настоящее учение апостола Павла было, по крайней мере, опасно близко к этой теории. Когда Павел в своих письмах пишет «вы приняли меня как ангела Божия, как Иисуса Христа», (Гал. 4:14), — он, скорее всего, имеет в виду именно то, что он новый Христос. Были гностики, которые полагали, что настоящий бог-творец находится вне материального мира. Этот мир создан злым богом, которого они называли Ильдабаофом. Некоторые из них отождествляли Ильдабаофа с богом Ветхого Завета, а некоторые — нет. Во многих общинах, прежде всего арамейскоязычных, огромную роль играла небесная мать Христа — Святой Дух.
— Святой Дух женского рода? Вот сторонники патриархата расстроятся.
— Он может быть матерью на арамейском, потому что Дух на арамейском, Руха (на иврите — Руах) — женского рода. По-русски лучше говорить для благозвучия — Святая Духовность. Вообще, поздняя греческая ортодоксальная троица — Бог-Отец, Бог-Сын и Бог — Дух Святой, связаны очень странными сексуальными отношениями. В этой Троице две особи мужского пола, и одно, Дух — среднего. (На греческом Дух, то есть Пневма, среднего рода.) Напротив, арамейская Троица — это образцовая классическая семья. Бог-Отец, Мать — Святая Духовность и их сын — Христос. Между прочим, это образцовая семитская Триада: Бог-Отец, Богиня-Мать (Ашера, Атират, Атаргатис) и их сын — посредник между верховным богом и человечеством.
Это все к тому, что христианство изначально — это гигантское разнообразие общин, ритуалов и убеждений, — от назореев и эльхасаитов до маркионитов, монтанистов и манихеев. Все эти общины успешно пережили гонения от римлян-язычников, но не пережили триумфа церкви, которая с II века называлась «кафолической», то есть всеобщей, и с V века — «ортодоксальной», то есть правоверной. Хочу просто напомнить, что во времена, которые я описываю, «кафолическая» и «ортодоксальная» церковь были одним и тем же, хотя при этом ее догматы еще отличались от нынешних.
Жан-Леон Жерон. Въезд Иисуса в Иерусалим
Вообще, в библеистике есть очень популярная теория христианства как маленького ручейка: был никому не известный Иисус, были его скромные апостолы, и весь этот маленький ручеек тек по территории Римской империи, пока не превратился в могучую реку. В общем-то такое гигантское разнообразие видов христианства еще в I–II веках нашей эры заставляют в этой теории сильно усомниться, тем более что арамееязычное христианство (то самое, где была Мать — Святая Духовность) развивалось прежде всего на гигантских арамееязычных же территориях, лежавших в основном за Евфратом, — в Эдессе, в Адиабене, в Мосуле. Если что-то и было «маленьким ручейком» в этой ситуации, так это протоортодоксальная церковь, которая начала складываться не раньше 130-х гг. нашей эры в Риме.
Язычники не воевали друг с другом из-за догматов. Те, кто поклонялись в Антионии Зевсу Боттею, не считали еретиками тех, кто поклонялся в Додоне Зевсу Наосу. Другое дело — последователи Иисуса. С самого раннего момента они называли тех, кто хоть на йоту отличается в веровании, «лжецами», «сынами дьявола», «синагогою Сатаны» и даже «псевдомартусами», то есть лжесвидетелями. В раннем «Апокалипсисе Петра», книге, которая считалась канонической в римской церкви еще в 160-х годах, есть даже специальное наказание в аду для «псевдомартусов» — у них огонь жжет языки. Они в аду, потому что веровали в Иисуса, но не так, как надо.
Таким образом, история раннего христианства просто несопоставима с тем христианством, которое есть сейчас и воплотилось в ортодоксальной церкви. Это также, как если бы я писала о неолитической революции, а вы бы меня спросили, какие там есть параллели с процессом освоения космоса, которым заведует господин Рогозин. На фоне неолитической революции господина Рогозина не существует. Он измеряется в нанометрах. Так же как на фоне истории зарождения христианства нынешние скандалы внутри РПЦ, ее попытки влиять на общество, борьба с ее критиками — это все сущая мелочь.
— Тогда какова главная мысль вашей новой книги?
— Главная тема моей новой книги — это раннее разнообразие верований последователей Иисуса и особенно тот факт, что они были так же влиятельны за пределами Римской империи. У нас есть их занимательные и фантастические биографии, которые для тогдашних христиан были чем-то вроде приключенческих сериалов, и я эти биографии пересказываю и анализирую, в частности, биографии апостола Иоанна, апостола Филиппа и особенно апостола Иуды Фомы, который претендовал на то, чтобы быть Близнецом Христа, а проповедовал за Евфратом, на территории Месопотамии. Авторы этих биографий старались, чтобы было занимательно, и я за ними стараюсь тоже.
Реконструируя то, во что верил сам Иисус и его ближайшие апостолы, мы понимаем, что они были воинствующими иудейскими милленаристами, — которые верили, что в ближайшее время наступит Царство Божие, — союзниками зилотов, как полагает Брендон, или самими зилотами, как полагает профессор Эйзенман. Я придерживаюсь версии Эйзенмана. То, что описано в Евангелиях как торжественный въезд царя Израиля в Иерусалим на Пасху и погром во храме, было попыткой захвата города и установления этого самого Царства Божия. Попытка не удалась, зачинщика мятежа распяли (совершенно справедливо по римским законам), а огромная организация, статус и социальное благополучие руководителей которой зависело от продаваемого ими идеологического продукта, принялись искать объяснение этому парадоксу: пришел Мессия Израиля, который должен был прийти с войском ангелов на облаках и поразить врагов огнем из своих уст, — а огня не было, и войска ангелов тоже. Собственно, вот разнообразие этих объяснений и есть предмет книги.
Святой Иаков, брат Господень (Новгородская икона XVI века)
Кроме того, я объясняю, откуда взялась идея прихода Царствия Божия, которого ждут до сих пор. Ее придерживался физический брат Иисуса Иаков, который строжайше соблюдал иудейский закон и руководил церковью в течение 30 лет, пока его не сбросили в 62-м году со стены храма. Согласно фразе, которая у Иосифа Флавия была вычеркнута христианской цензурой (но сохранилась в цитатах у Оригена, Евсевия Кесарийского и бл. Иеронима) — эта смерть и привела к Иудейской войне. Война случилась в отмщение за эту смерть. Объяснение апостола Иуды Близнеца, что Христос пришел, не чтобы произвести физический переворот, а чтобы принести Знание, и что это Знание о том, как самим становиться Христами, — видимо, тоже было очень ранним. И, конечно, я должна сказать, что эти объяснения очень красивые. Идеи, что Царство Божие не от мира сего, что тот, кто познал бога, станет богом, что он сбросит после смерти плотские одежды и облечется в эфирное тело ангела, — это красиво. Хотя они и рождались из практических надобностей — а именно, из необходимости объяснить постоянные поражения секты.
«Именно нетерпимость церкви позволила ей восторжествовать»
— В своей новой книге вы приходите к мысли о том, что борьба церкви с гностицизмом в том числе носила и политико-экономический характер. Гностицизм утверждал, что верующий может общаться с богом напрямую, минуя институт церкви. Естественно, церковную бюрократию не могло устраивать такое положение дел. А не наблюдаете ли вы, что и сегодня, в силу падения авторитета РПЦ, в России начал возрождаться некий неогностицизм? Некоторые православные не хотят ходить в церковь, призывают собираться дома и совместно молиться. А есть и экстремальные формы этой идеи. Вот, например, секта «Ученики Иисуса Христа», которая стала известна общественности случайной смертью забитого плетьми мальчика. Один из мотивов — отрицание официальной церкви как ложной.
— Я бы не стала сравнивать египетскую пирамиду с сувениром из лавки. То, что происходило в течение первых веков веры в Иисуса, является вещью, которая заслуживает исследования сама по себе. И все остальные вещи, которые происходили в истории христианства потом, даже возникновение протестантизма, я уже не говорю о каких-то российских сектах, — вторичны.
Бесспорно, одна из главных причин триумфа церкви над различными видами гностицизма заключалась в том, что церковь обладала организацией, а большинство видов грекоязычных гностиков считали, что им организация не нужна, они могут и напрямую общаться с богом.
Вторая вещь, которая обеспечила триумф церкви, это нетерпимость. Очень много разновидностей христианства были значительно более терпимы. Многие гностики без особого напряжения могли приносить жертвы. Были гностики, которые не видели ничего плохого в том, чтобы отождествить Иисуса с Гермесом Трисмегистом. Именно нетерпимость церкви позволила ей восторжествовать.
Совершенно точно, что к этому никакого отношения не имела собственно идеология церкви. Церковь постоянно меняла свою идеологию. Та организация, которую возглавлял Иисус, а после его смерти — его брат, который был не меньшей по значительности фигурой, предусматривала жесточайшее соблюдение иудейского закона. Но впоследствии она изменила эту идеологию на 180 градусов.
Пьетро Перужино. Распятие Пацци. Фрагмент
Или вот другой поразительный пример. Церковь, видимо, вслед за Иаковом Праведником, очень долго исповедовала доктрину физического воскресения тела. Утверждение, что после смерти души берутся на небо, она называла страшной ересью гностицизма. Один из основателей ортодоксии Юстин Мученик требовал не называть таких людей христианами. Вот вам точная цитата: «Если встретитесь с такими людьми, которые не признают воскресения мертвых и думают, что души их тотчас после смерти берутся на небо, то не считайте их христианами». Сейчас, я думаю, верующие очень удивятся такому призыву.
Церковь многократно пересматривала свои самые фундаментальные позиции. Вот вам еще из анекдотов. До середины III века нашей эры, до начала гонений Деция и Валериана, позиция церкви была непреклонна: если на христианина донесли, что он христианин, и он в суде отказался от Христа (после чего его отпускали), то такой отрекшийся отправится в ад. Все подлинные деяния мучеников того времени построены на этой коллизии. Обвиняемому в суде предлагали отречься от Христа, он категорически отказывался. Потом начались преследования Деция, который потребовал от всего населения империи принести жертвы богам с целью выявления христиан. Христиане, которых до этого долго практически не преследовали, массово стали приносить жертвы, покупать у властей документы о том, что они их принесли, отправлять принести жертву вместо себя раба или знакомого. Позиция церкви изменилась на 180 градусов. Отныне тот епископ, который отказывался считать человека, принесшего жертву, христианином, был сыном Сатаны, лжецом и еретиком. Именно такую позицию занял Новатиан. Его предали проклятию, хотя он требовал именно того, что до этого требовала сама церковная бюрократия в спокойные времена. И вот эта церковная бюрократия, колебавшаяся вместе с линией партии, сама была предельно нетерпима как к окружающему миру, так и к другим разновидностям христианства. И это в конце концов способствовало победе.
— Ближе к концу книги у вас есть глава, посвященная гонениям на жидовствующих еретиков в XV веке на Руси. Там нет особо ничего про Иисуса, кроме того, что жидовствующие — это, возможно, прямые преемники его первых последователей. Что вы хотели этим сказать? Это тоже никакого отношения не имеет к современной РПЦ?
— Эта глава носит чисто технический характер. Она нужна мне для того, чтобы обосновать провенанс текста, который известен как «Славянский Иосиф» и который попал, как считает Роберт Айслер, в Россию вместе с «жидовствующими». Это спорный текст с сомнительной репутацией, который дошел до нас только в древнерусском варианте и представляет собой очень неканонический вариант «Иосифа Флавия». В этом тексте, в частности, есть длинный рассказ об Иоанне Крестителе, из которого следует, что это тот же самый персонаж, которого Иосиф Флавий называет Цадоком — основателем «четвертой секты». В «славянском Иосифе» говорится, что Иоанн Креститель, он же Цадок, пришел за поколение до Иисуса, в начале нашей эры, а был казнен после Иисуса — в 36 году. Он крестил людей в реке Иордан, проповедовал то же, что вожди «четвертой секты», носил власяницу и ел только то, что посылают деревья, — то есть то, чем питались Адам и Ева в Раю. Когда Айслер в конце 1920-х написал о «славянском Иосифе», то половину библеистов, которые часто были верующими христианами, хватил инфаркт. Если бы был XVI век, Айслера бы сожгли на костре. Сейчас репутация этого текста становится все лучше, недавно на него как на серьезный источник ссылался, например, такой патриарх библеистики, как Чарльсворт.
Вообще легко понять, что никакому верующему христианину не придет в голову как в страшном сне отождествить Иоанна Предтечу со страшным основателем «четвертой секты», да еще и нарушить при этом всю библейскую хронологию. Я считаю, что в данном случае «славянский Иосиф» (который вообще-то содержит массу интерполяций) говорит чистую правду. Иоанн Креститель, он же Цадок, был основателем «четвертой секты», и главным теологическим новшеством, которое он принес, было именно будущее гностическое утверждение о том, что мученики за веру, если умирают, то попадают к богу и там становятся малыми богами, совлекают с себя грешную плоть, обретают эфирные тела ангелов и начинают сиять. Это должно было объяснить постоянные поражения инсургентов. Но, конечно, это было очень красивое объяснение, которое уничтожало ту китайскую стену, которая в иудаизме стояла между богом и человеком. «Ты познал Христа — ты стал Христом». Круто.
«Нынешние эксцессы, связанные с христианством, будь то в США или в России, — это все копошение в давно сгнившем трупе»
— Давайте все-таки поговорим о современности. Вы сейчас находитесь в США. Есть представление, что низкий уровень жизни, отсутствие демократии, неразвитость науки и техники могут быть обусловлены глубокой религиозностью общества. В массе своей американцы верующие. Более того, они — члены тех организаций, которые в России называли бы сектами. Тем не менее это передовая страна — и с точки зрения демократии и свободы слова, и с точки зрения научно-технического прогресса. На ваш взгляд, тезис: глубокая религиозность — тормоз прогресса — недействителен? Или как объяснить этот американский феномен?
— Слушайте, это какой-то безумный вопрос. Что значит: «в России называли бы сектами?» У нас и Навального вместе с его ФБК руководство РПЦ может сектой признать в лучшем стиле Епифания из Саламиса. Если же в целом — то это область деятельности, которая не поддается обобщениям. У моего любимого Макса Вебера есть одна книга, которую я терпеть не могу. Это как раз «Протестантская этика и дух капитализма». Я полагаю, что эта книга не имеет ничего общего с реальностью. Хотя другие его книги я люблю. Например, «Аграрная история Древнего мира». Я думаю, что христианство благодаря своей нетерпимости, и совершенно того само не желая, совершило в истории Европы одну фантастическую вещь. Оно создало мир, в котором не сформировалось единого гигантского государства. Вражда между германскими императорами и римскими папами в средневековой Европе была той движущей силой, которая способствовала формированию могучих торговых городов, основанных на самоуправлении.
Патриарх Московский и всея Руси КириллОлег Власов / Patriarchia.ru
Именно это случайное последствие христианской веры является одной из причин, почему Запад стал тем, что мы имеем сегодня. Это не имело никакого отношения к глубокой религиозности, главным фактором здесь были вот эти два центра силы плюс рыцарский доспех и этика рыцарской войны. Несмотря на всю мою любовь к Римской империи, нужно сказать, что к IV веку она превращалась в чудовищное социалистическое государство, которое все больше походило на Древний Китай с той только разницей, что в Китае был создан механизм отбора бюрократов посредством экзаменов, а в Римской империи ничего подобного не было. Бюрократами в итоге становились вольноотпущенники, рабы и вообще черт знает кто. Это приводило к неэффективному управлению и чудовищным размерам воровства, а также, кстати, к гигантскому распространению христианства еще в III–IV веках нашей эры. Многие из этих римских чиновников были христианами. А это очень опасное сочетание: безграмотный человек — на высокой позиции, без культуры, без корней, с огромными полномочиями, огромными рисками и огромными амбициями. Ничего подобного в Китае или Персии не могло быть.
Так вот, Россия, Восток и исламский мир отстали от Запада не из-за религии, а прежде всего потому что у них не было разделения на эти два центра силы. У них не было ничего подобного вражде папы и императора. И если из этого извлечь какой-то исторический урок, то он будет заключаться в том, что разделение властей — это всегда хорошо. Когда есть несколько центров силы, то это заставляет их соревноваться между собой, в том числе и военным способом. И поскольку они не могут выжить, не став лучше, они очень быстро начинают эволюционировать, в том числе и технически.
— Но в США есть даже такое понятие, как Библейский пояс, это Южные штаты, в которых сильные позиции у американских баптистов. Есть и примеры фанатичного христианства. В 1978 году именно в США произошло одно из крупных религиозных массовых самоубийств последних десятилетий. Речь идет об организации «Храм народов», члены которой выпили цианид по приказу своего лидера, в результате погибло более 900 человек. В 1993 году власти брали штурмом отколовшуюся от адвентистов седьмого дня церковь «Ветвь Давидова», она решила стать государством в государстве. В ходе атаки погибло 76 человек. Эти и многие другие примеры говорят, что США — очень религиозная страна. И это связано отнюдь не с исламом. Это, на ваш взгляд, не угрожает свободе и демократии в этой стране?
— Придурков везде хватает. Главное то, как на них реагирует общество и власть. Вот если бы придурки были во власти, тогда это было бы угрозой государству. Но они же просто маргиналы. США угрожают не христианские фанатики, а социалисты — Окасио-Кортес и прочие ей подобные. Вот это, с моей точки зрения, гигантская проблема. То, что американские профессора и университеты сильно полевели, — еще одна гигантская проблема.
На территории России тоже хватает религиозных придурков, и это тоже не проблема. Проблема, знаете, в чем? Не в том, что какие-то сектанты задушили мальчика. Проблема в том, что, когда абсолютно православная мать держит свою дочь пять лет в больнице, потому что ей батюшка сказал, что девочка не выживет, а православная попадья госпожа Кузнецова (детский омбудсмен России. — Прим. ред.) говорит, что она не видит в этом проблемы. Впрочем, все это мелочь по сравнению с коррупцией, загниванием экономики и отсутствием выборов в России.
Мы понимаем, что попытка позиционировать абсолютно разложившуюся православную церковь в качестве духовной скрепы за неимением чего-то другого — это попытка клептократии повесить впереди себя какую-то красную тряпочку неких идеалов. Но нынешние эксцессы, связанные с христианством, будь то в США или в России, — это все копошение в давно сгнившем трупе и никакого реального отношения к генезису христианства не имеет. Это, так сказать, последние остатки угасающей мозговой деятельности.
Evandro Inetti/ZUMAPRESS.com/Global Look Press
— Мы живем во время, когда религиозные войны, несмотря на рациональность, технический прогресс и так далее, все еще реальны. От европейских новых правых и консерваторов часто можно услышать тезис о необходимости возрождения религии в духе русской поговорки: клин клином вышибают. То есть традиционная христианская религия им нужна, чтобы противопоставить ее радикальному исламу. Вы как считаете, сможет ли сработать этот принцип? Или здесь уместна другая поговорка: хрен редьки не слаще?
— Современное христианство в Европе — это что-то вроде буддизма, оно мирное, тихое и без всяких претензий на мировое господство. Так что никакого клина из него не получится. А вот ислам — да, сейчас это проблема. Мы видим, что страны, которые плохо развивают науку и прогресс (включая нынешнюю Россию), пытаются компенсировать это за счет религии со словами: да, мы живем в грязи, зато мы духовные и избранные, а левая западная элита, вместо того чтобы сказать им: «Нет, вы просто живете в грязи, и больше у вас ничего нет», обыкновенно говорит: «Ай, как мы перед вами виноваты». Конечно, это безумно смешно, и странно, и печально.
И это та самая Европа, которая в свое время победила христианский тоталитаризм! Вольтер бы в гробу перевернулся, если бы увидел, как полевевшая Европа капитулирует перед такой же самой религиозной нетерпимостью, но уже со стороны Востока. Представляете, что бы он сказал, если бы услышал в своей адрес обвинения: «Ну как вы можете ругать религию, которую исповедуют миллионы?». В этом смысле современная Европа предала идеалы Просвещения ради догм социализма и политической корректности. И это, к сожалению, неразрывно связано с триумфом всеобщего избирательного права. Но, честно говоря, не нам в этой ситуации критиковать Европу, потому что у нее сучок в глазу, а у нас бревно.
Источник:
