Что говорил Собчак о партийной номенклатуре и какие в этом есть параллели с современной Россией

Andrey Chepakin / Global Look Press

19 февраля — 20 лет со дня неожиданной, скоропостижной смерти Анатолия Собчака. Спустя десятилетия первому мэру Санкт-Петербурга припоминают: был склонен к авторитарному стилю руководства, не избежал материальных искушений властью. Мы же вспоминаем Собчака как одного из наиболее блистательных лидеров Перестройки. Анатолий Александрович, без преувеличения, был самым «стильным» демократом: ученый, пламенный оратор, искусный политик, элегантный мужчина.

Незадолго до падения Советского Союза Анатолий Собчак выпустил книгу воспоминаний «Хождение во власть» — о том, как он стал и был депутатом первого и последнего дееспособного союзного парламента. Она полна запоминающихся эпизодов. Предлагаем вашему вниманию выдержки из книги, описывающие принципы функционирования партийно-советской номенклатуры.

Собчак хорошо понимал: демократия слаба перед угрозой восстановления номенклатурной диктатуры. «Система чрезвычайно живуча именно потому, что все мы, хотя и в разной степени, ею заражены: как-никак нетерпимость, подозрительность и шпиономания советскому человеку прививались с пеленок. Склонность к политическому монополизму демонстрируют сегодня и демократы», — подмечал Анатолий Собчак в «Хождении во власть». Знакомство с этой книгой дает представление, насколько сбылись его тревожные пророчества и какие принципы — демократические или номенклатурные — выбрали его ученики, ныне руководящие Россией.

Принцип первый: «ответственный работник» — слуга Системы, а не народа

О психологической деформации номенклатуры, ее невозмутимом безразличии к «маленькому человеку» Анатолий Собчак говорит много и красноречиво, по-гоголевски. «Обиженный Системой человек начинает добиваться правды и ходить по кругам Системы. Вначале он совершенно нормален и требует малого: правды и исправления ошибки, часто — мелкой. Он считает, что вот еще одно письмо в инстанции, еще один визит к начальству — и все будет исправлено, недоразумение разрешится и он вернется в прежнюю свою жизнь. Это же так просто! Он же и есть тот самый советский человек, который „проходит как хозяин необъятной родины своей!“. Вот тут-то Система и начинает загонять несчастного в угол. И чем дальше — тем более жестоко. Горы бумаг с самыми высокими подписями, чиновные отписки на строгих официальных бланках, оставляющие надежду и адресующие просителя в другую, еще более ответственную инстанцию, ожидание, отчаяние, болезнь. Зеркальный лабиринт, преломляющий крохотный лучик человеческой судьбы, загоняющий надежду в дурную бесконечность бумажного зеркала, в ирреальный мир социалистической по форме и античеловеческой по содержанию бюрократической абстракции. Выход из этого лабиринта инструкций, циркуляров и чиновных, таких одинаковых лиц найти невозможно. Ибо его нет. Не предусмотрено. Человек, до своего несчастья живший как человек, становится лишь очеловеченной челобитной. Жизнь его уже высосана Системой. „Синдром Системы“ — это сверхидея, рядом с которой сама жизнь — не стоящая внимания подробность».

Andrey Chepakin / Global Look Press

«Политик живет в особой зоне надчеловеческих отношений. Политика способствует проявлению в человеке всего самого худшего, а очищения души не происходит… Каждодневная прорва дел приучает политика не обращать внимания на „пустяки“. Дела заменяют собой все и вся. Никакого взросления души, никакого развития личности годами не происходит. Ирреальность существования профессиональных политиков в нашей стране, их младенческое и жестокое непонимание того, чем живет народ, — грустная норма их бытия». 

«Когда каждый день видишь людей, прошедших аппаратную школу (особенно советскую!), привыкаешь к их усредненности и отшлифованности до некоего стандарта, понимаешь, что это люди, готовые выполнять любое указание, идущее сверху, и способные приспособиться практически к любым условиям государственного режима, становится не по себе. Не зря их и называют такими бездушными словами, как аппаратчик или функционер. Когда человек стал функцией госмашины, винтиком ее механизма, как на человеке на нем можно ставить крест». 

Принцип второй: подавлять частную собственность, чувство собственника и гражданина

Чем больше государственной собственности — тем больше самого государства, бюрократии, тем она сильнее и, следовательно, богаче, тем беднее и слабее лишенный собственности «крепостной». Собчак рисует картину, схожую со столичной реновацией: «В любой момент любая государственная организация (чаще всего — исполком местного Совета) может принять решение об изъятии у вас вашего дома для „государственных и общественных надобностей“. Есть у меня хороший знакомый, профессор, юрист из Риги, который после войны трижды строил себе дом. А потом приезжала исполкомовская комиссия, оценивала дом в сущие гроши, отбирала участок, и на месте человеческого жилища, возведенного собственными руками и на собственные средства, возникали то гараж, то полотно шоссейной дороги. Мало того что человека никто не спросил, ему еще и компенсацию давали чисто символическую… Незащищенность советского человека, конечно, подрывала у него доверие к собственности. „Добро на Руси ничего не имети!“ — так сказано у поэта. Искоренения чувства собственности (кроме, конечно, „социалистической“!) и добивалась Система. Потому что экономически свободный человек требует и политических свобод».

Принцип третий: всеобщие юридические законы на номенклатуру не распространяются

Этому принципу в книге Анатолия Собчака посвящена целая глава — где он рассказывает о знаменитых следователях прокуратуры Тельмане Гдляне и Николае Иванове и об их расследовании сенсационного «хлопкового дела». Схемы умопомрачительных махинаций вели из Узбекистана к самым высшим эшелонам партийной вертикали.

«[Заведующий сектором Отдела оргпартработы ЦК КПСС] Смирнов был близок к самому Егору Кузьмичу (Лигачеву, второму человеку в партии после Михаила Горбачева. — Прим. ред.). В получении взяток он признался, правда, предпочел пользоваться эвфемизмом и взятки называл „ценными подарками“. На II Съезде народных депутатов… следователь КГБ полковник Духанин с удивительной для его должности и чина наивностью объяснял: да, товарищ Смирнов подарки брал, но потом в свою очередь передаривал их генеральным секретарям зарубежных компартий, например Чаушеску. И Духанин, и те, кто придумал подобную версию, знали: осенью 1989-го, революционного для Европы года, проверить, что и кому вручалось, уже не представлялось сколько-нибудь возможным. При всем комизме подобных разъяснений именно ими обосновывалось освобождение Смирнова от уголовной ответственности… В печати появилось постановление Прокуратуры Союза о прекращении уголовного дела в отношении Смирнова… Если номенклатурные работники вообще оказываются неподсудны, вся правоохранительная система превращается в систему неправовой защиты коррумпированных слоев населения. Именно такая „охрана права“ и превращает эти слои в преступные. Дело Гдляна и Иванова показало, что Система может торпедировать любые попытки разоблачить преступления против народа и государства. Нам продемонстрировали механизм, сводящий к нулю крупнейшие уголовные дела».

Принцип четвертый: номенклатура — за рамками общепринятой морали

Подавление гражданской активности, возвышение над обществом, искоренение контроля со стороны, безнаказанность неизбежно ведут к этическому извращению: «Меняется шкала ценностей. Эти деформации происходят незаметно, но постоянно. И когда, глядя на экран, где государственный человек вещает нечто несообразное с нормальными человеческими реакциями, мы восклицаем: „Да как же он не понимает!..“, менее всего мы готовы поверить: да, не понимает. Ибо уже выработал человеческий запас опыта и доброты, живет на наркотике, имя которому — политика. Государственный человек нередко вынужден идти на такие компромиссы, которые размывают тонкую незримую линию, отделяющую добро от зла, порядочность от подлости, подвиг от предательства».

Andrey Chepakin / Global Look Press

Приведем обширную иллюстрацию из книги Анатолия Собчака, она стоит того: «„Теневая“ номенклатурная мораль противостоит народной морали. Очевидцы свидетельствуют, что во время блокады Ленинграда [члену Политбюро ЦК ВКП(б) Андрею] Жданову зимой присылали самолетами свежие персики. В Ленинградском государственном кинофонофотоархиве хранится документальный снимок с подписью: „Лучший сменный мастер энской кондитерской фабрики проверяет качество продукции“. На фотографии аккуратные ряды аппетитных „ромовых баб“. Дата — декабрь 1941 года. В это время норма выдачи хлеба по карточкам упала до 125 граммов и город неуклонно вымирал. Номенклатура, разумеется, знала об этом… Композитор Дмитрий Толстой своими глазами в эти дни видел засохшую французскую булку, небрежно сунутую в помойное ведро в квартире председателя Ленсовета Петра Попкова. Сам Попков, по воспоминаниям ленинградцев, вовсе не был монстром. Напротив, он запомнился как человек, стремившийся принести пользу и городу, и, в меру возможного, обращавшимся к нему людям. В 1950 году он вместе с другими руководителями города по приказу Сталина будет репрессирован. И плох не Попков — чудовищно плоха и античеловечна сама Система, убивающая в человеке Человека. Мне известен и такой случай: в годы войны чета номенклатурных работников отправляла на „Большую землю“ посылки с икрой для своих детей, эвакуированных с детдомом. При этом на самой „Большой земле“ за „распространение слухов“ о ленинградском голоде грозили лагерь и почти верная смерть».

Принцип пятый: Система ценит не компетентных, а преданных

Анатолий Собчак описывает это так: «Молодой, способный студент, активно работавший в областном штабе студенческих стройотрядов и выдвинутый на работу в обком комсомола, через некоторое время приглашается в обком партии. Секретарь обкома говорит ему: есть мнение назначить тебя директором театра (известного притом на всю страну). Не возражаешь? Вопрос чисто формальный: в этой среде возражать не принято, а в случае возражений можешь тут же вылететь из обоймы. И уже прощаясь, секретарь неожиданно спрашивает: „А в театр ты вообще-то ходишь?“ Получив утвердительный ответ, удовлетворенно кивает головой: „Ну, желаю успеха на новом поприще!“ Подобные истории… происходят даже на уровне назначений на высшие должности в правительстве — никогда заранее нельзя предсказать эти назначения. Непредсказуемость кадровых назначений и перемещений внутренне присуща номенклатурному принципу подбора кадров и придумавшей его Системе. Если обобщить, это, по моему мнению, один из наиболее очевидных признаков тоталитарной системы власти вообще».

Скриншот трейлера фильма "Дело Собчака"

И далее — веско и зубодробительно: «Номенклатура — это каста. Тот, кто уже причислен к лику номенклатуры, может преспокойно проваливать одно дело за другим. Вкусивший от благ Системы из номенклатуры уже не выпадает. Разве что за нарушение законов „внутреннего распорядка“ и номенклатурной этики. Если ж грехов против Системы за „ответственным товарищем“ не числится, собратья по власти обеспечат ему в случае необходимости даже освобождение от уголовной ответственности. Проштрафившегося передвинут по горизонтали на другую, не менее ответственную должность. Верность номенклатурной идее здесь ценится превыше многого другого».

Образцовый в этом смысле пример — излюбленный антигерой Собчака Егор Лигачев, которого автор «Хождения во власть» также обвиняет в невежестве, помноженном на номенклатурное чванство:  достаточно того, что, открыв антиалкогольную кампанию, Лигачев загубил уникальные крымские и кавказские виноградники. «Мысль о собственной некомпетентности даже не могла прийти ему в голову. Потому он вещал горячо, убеждал со страстью и этим производил впечатление на единомышленников. Его не назовешь глупым — у него цепкий, с хитрецой, крестьянский ум. Таким умом обладал Хрущев… Но при цепкости ума он физически не мог чему-либо научиться… Я был уверен, что после выводов нашей тбилисской комиссии (расследовавшей обстоятельства кровопролитного разгона митинга в центре грузинской столицы весной 1989 года.  — Прим. ред.) первым должен уйти в отставку Егор Кузьмич. Ведь именно он — один из главных виновников тбилисской трагедии. Но ушел [секретарь ЦК Виктор] Чебриков. Конечно, Лигачев удержался потому, что поставивший на него партийный аппарат, понимая все минусы Лигачева, просто не мог найти ему подходящую замену».

Принцип шестой: привлекать скомпрометированных и поэтому послушных

«За 70 лет своего господства компартия научилась ограждать „своих мерзавцев“ (ленинское выражение!) от ответственности, используя прегрешения и преступления своих функционеров как средство управления ими и обеспечения их безусловного послушания вышестоящему начальству», —  четко излагает Собчак.

И повествует о кандидатуре на должность председателя Комиссии по внешнеэкономическим связям при Совете Министров СССР, предложенной депутатам для утверждения: «Владимир Каменцев был первым заместителем министра рыбного хозяйства, когда разразилось громкое „икорное дело“. Напомню сюжет того дела: преступники партиями переправляли на Запад икру под видом дешевых рыбных консервов, занимались этим длительное время и разоблачены были почти случайно. Ушел в отставку министр Ишков и был расстрелян другой его заместитель. Каменцев не только благополучно выплыл из того скандального судебного дела, но и сделал карьеру — стал министром рыбного хозяйства. Как потом мне рассказывали работники этого ведомства, никто и предположить не мог, что первый зам не только выйдет сухим из воды, но и поднимется еще выше. Впрочем, после того скандала Каменцев „подрос“ еще: его перевели в Министерство внешних экономических связей. Оба министерства, которые он имел честь возглавлять, работали из рук вон плохо. Кроме того, под руководством Каменцева Министерство внешних экономических связей сделало практически невозможной какую-либо совместную экономическую деятельность советских предприятий с Западом, связав их такими инструкциями и регламентациями, что сегодня директора по собственной инициативе и не помышляют о торговле с развитыми странами. Кроме того, в министерстве засилье родственников партийных и государственных руководителей, и товарищ Каменцев, по сути, превратил важнейшее направление экономики государства в кормушку для родни номенклатурной элиты и генералитета. Но когда в 1987 году в Совмине были созданы так называемые комплексы, Каменцев в должности зампреда Совмина возглавил комиссию, координирующую внешнеэкономическую деятельность всей страны».

После разоблачений Собчака кандидатура Каменцева через голосование в Верховном Совете не прошла. Но ведь это скорее удивительное исключение, не так ли?

Принцип седьмой: дисциплина внутри Системы поддерживается распределением привилегий

Анатолий Собчак рассказывает: «Система распределения… строго иерархична. Творец номенклатуры понимал, что „слуги народа“ должны жить особой, параллельной с народом жизнью. Они должны быть независимы от колебания жизненного уровня народа, от стремлений и чаяний „простых советских людей“. Номенклатура — это советская разновидность олигархии. Иерархия льгот при олигархических режимах строго расписана».

Собчак приводит такие данные: на средних и высших этажах низшего слоя номенклатуры, вплоть до секретарей райкомов, обкомов и крайкомов, блага, предоставляемые из «особых фондов» (продовольственные спецпайки, специальные пошивочные ателье, медицинское спецобслуживание и т. д.) составляли до 70% доходов номенклатурного работника, в среднем слое номенклатуры, на уровне ЦК — 80–90%, ну а у «небожителей» из Политбюро — 97–98%. При этом в первом случае ежемесячные доходы составляли до 2 тыс. рублей, во втором — 5–15 тыс. (за 15 тыс. можно было купить престижнейшую «Волгу»), в третьем — гигантские 30–40 тыс. рублей.

Принцип восьмой: личная ответственность заменяется коллективной

Об этом принципе рассказывает еще одна глава книги Анатолия Собчака — о так называемых «тбилисских событиях» апреля 1989 года: тогда разгон оппозиционного митинга военными с применением саперных лопаток и отравляющих веществ привел к гибели более чем 20 человек, в основном женщин.

Andrey Chepakin / Global Look Press

Возглавлявший парламентскую комиссию по расследованию трагедии, Собчак вспоминает, как партийные бонзы, в их числе тот же Лигачев, перекладывали ответственность на грузинских партийных лидеров, генерал Родионов, командовавший войсками — на «экстремистов» в центре Тбилиси.

Докопаться до истины было неимоверно сложно: Система заметала следы. «Почему же не протоколировалось совещание в Центральном Комитете 7 апреля 1989 года? Мы так и не получили ответа на этот вопрос ни от Лигачева, ни от других высокопоставленных чиновников. Понимали ли они, сколь важное решение принимают? — вопрошает Собчак. — Уверен, что понимали. Думаю, что именно поэтому и постарались не оставлять никаких документов, не вели никаких записей. Круговая порука безответственности гарантирует бюрократической системе успех при любом развитии событий».

В конце концов никто наказания не понес. «Генерал [Родионов] будет переведен в Москву и возглавит Академию Генерального штаба. Признанный виновным решением II Съезда народных депутатов Родионов ответственности за содеянное избежит».

Принцип девятый: избавляться от тех, кто не принимает правила номенклатурной игры

«Разумеется, в каждой системе есть и свои исключения. Редко, но бывает, что секретарь обкома, брошенный, точнее, переброшенный партией на новый участок, сам становится профессионалом. Для этого человек должен быть незаурядной личностью, и, может быть, потому на фоне обезличенных чиновников столь заметно лицо бывшего секретаря Кемеровского обкома Вадима Бакатина. Став министром внутренних дел, он реорганизовал аппарат министерства, решительными мерами укрепил правовую и социальную защищенность милиционеров, поддержал идею муниципальной милиции и дал самостоятельность республиканским органам внутренних дел. В ноябре 1990 года членам Верховного Совета раздали его личное обращение, в котором министр внутренних дел дал обстоятельный анализ кризиса в стране и предложил свою программу выхода из него. Через несколько дней его отправили в отставку без объяснения причин. Кстати, в своем обращении министр утверждал, что борьба с преступностью в стране невозможна, если правоохранительные органы не получат права привлекать к ответственности чиновников из высших эшелонов власти. Ясно, что такого права у него не было».

Принцип десятый: не гнушаться никакими средствами ради сохранения власти Системы

Анатолий Собчак свидетельствует: даже после тбилисской «мясорубки» Егор Лигачев настаивал на репрессивных мерах и говаривал: «Мы в конце концов придем к тому, что где-то единицы, десятки — а их не больше — надо непременно изолировать, для того чтобы создать спокойную, нормальную жизнь для людей».

«Они ощущают себя носителями высшей правды, и для достижения оной годны любые средства. „Изолировать“ ради собственного спокойствия единицы, десятки или тысячи „экстремистов“ для них — не проблема, — поражался Собчак. — И я не исключаю, что тбилисская трагедия — результат именно такого бессознательного инстинкта самосохранения Системы. Накануне своего политического краха, но уже после того, как тоталитаризм потерпел поражение на выборах народных депутатов, судорога событий 9 апреля была предопределена. Расчетливо (хотя допускаю, что и несознательно!) Система попыталась спровоцировать такое обострение событий, которое могло бы привести к сворачиванию перестройки и, главное, к смене лидера или, по крайней мере, к отрыву его от народных масс (имеется в виду Михаил Горбачев. — Прим. ред.)».

Когда дым Перестройки развелся, оказалось — в России принципы Системы могущественнее инстинкта свободы. «Политические мертвецы способны к самовоскрешению. Околевающий дракон в предсмертных судорогах может отравить и уничтожить вокруг себя все живое», — талантливо формулировал Анатолий Собчак. Правда, ошибаясь в прогнозах насчет агонии Левиафана. Дракон оказался живуч — в большинстве из нас.

Цитаты по книге: Анатолий Собчак. «Хождение во власть», Москва. Издательство «Новости», 1991 год.

Хочешь, чтобы в стране были независимые СМИ? Поддержи Znak.com

Источник: znak.com

Добавить комментарий